Ваш коллега, — связист!

— Эдуард, что это? — командир размахивает перед моим удивлённым носом зелёной школьной тетрадкой в двенадцать листов. Тетрадка зелёная, сильно ношенная и жёстко согнутая пополам вдоль. — Тетрадка, тащ командир! — бодро отвечаю я. — Да что ты говоришь! А я уж было подумал, что это ключ для запуска баллистических ракет! Ты хоть видел, что в ней написано-то?
  Достаю из своего арсенала самые удивлённые в мире глаза: — Да вапще её первый раз вижу! — Тут, — говорит командир,  разворачивая тетрадку, — собраны позывные почти всех узлов связи Советского Союза! Да ещё с именами дежурных и пометками об особенностях их характера! Готовишься отбыть на свою историческую Родину, вражья морда? — Ага, Сан Сеич! Особенно на моей исторической Родине, в городе Челябинске, эта тетрадка представляет особую ценность! — Да ладно, шучу, вызови мне этого вурдалака сюда.

   Вурдалаком он называет мичмана Прянкина из боевой части связи. Мы оба с ним знаем, чья это тетрадка потому, что другого такого человека, как Прянкин нет и быть не может на всём белом свете.
     Но давайте на миг отвлечёмся от Прянкина и посмотрим на боевую часть связи вообще.   Связисты на флоте — люди особые. Вроде как и не бездельники, но чем занимаются конкретно не совсем понятно. И засекреченные даже от почти всех секретных членов экипажа. Живут, в основном, в своей рубке под названием "КПС" в девятнадцатом отсеке, на дверях которой висит табличка, котороя гласит, что вход в эту рубку разрешён только определённым лицам: командиру, старпому ну и ещё там нескольким. Естественно, в перечне должностей, допущенных в КПС, должность "командир группы автоматики ОКС" всё время забывали дописать, а, значит, и бывать мне в ней, вроде как, было не положено.  Если бы не одно обстоятельство, — с командиром БЧ-4 (а это и есть номер боевой части связистов) мы дружили. На моей памяти, это был, пожалуй, самый молодой командир серьёзной боевой части. Потому, что минёры были и помоложе, но давайте, положа руку на сердце, ну что это за боевая часть на стратеге — минно-торпедная?

   Командира БЧ-4 звали Шовкат и был он узбеком. Он был из тех задротов, которые могли из скотча, конденсаторов и пакетиков от чая собрать компьютер и играться на нём в пошаговые стратегии типа Икс-ком. Такие умные и умелые люди всегда вызывали у меня уважение. Шовкат был моим ровесником, а его подчинённые офицеры ещё моложе — вообще пацаны, собственно, но, несмотря на это, нареканий к ним не было никогда: ни одной антенны не погнули, ни одного сеанса связи не пропустили и прогнозы погоды всегда приносили вовремя.

    Я с удивлением рассматривал их диковинные пульты, когда мы пили чай с Шовкатом в его кэпээсе и спрашивал: — Слушай, так у вас тут кнопки одни и лампочки со стрелками какие-то! А морзянку-то вы бить умеете? — А то! Как от зубов! — Ну-ку набей мне что-нибудь, быстренько, пока я последнюю печеньку доедать буду! Шовкат брал в руки ручки и что-то там отбивал по столу. — Что ты там бьёшь? Небось туфту какую? У нас, у трюмных, слух музыкальный! Нас на мякине такой не проведёшь! — Неа. Набивал сейчас, что ты дурачок и не знаешь, что у меня ещё пачке печенья от тебя припрятана и даже набил где, но ты же этого не понял, маслопуп! — Да я уже и наелся! А это что у вас? И я срывал с пульта связи какую-то резиновую грушу, размером с кулак. Под ней оказался обыкновенный регулятор громкости. — Что это здесь одето? — Это сиська. — Почему это сиська? — Ну она такая же упругая и мягкая, потому что. Я одел сиську обратно и покрутил пальцами. — Слушай, а точно же! Зачем она там у них одета я спрашивать не стал, но тут же захотел одеть такую же себе на Молибден.

    Мичмана у них служили разные, был даже один смешной молдованин, ну и был у них мичман Прянкин.  Родом он сам был из Евпатории и семья у него жила, почему-то, там, пока он служил здесь. Тогда мне казалось, что ему лет шестьдесят, но, на самом деле, сейчас понимаю, что было не больше сорока.  Был он необычайно нудным, скучным и нудным. Я не зря написал это слово дважды, а чтоб вы понимали всю глубину, так сказать.

          На подводной лодке в базе было несколько телефонов: и с обычными номеронаборниками, с которых можно было позвонить только в штаб дивизии, и с теми, с которых можно было звонить через коммутационные узлы связи с телефонистами, хоть в Америку, если ты, конечно, знал все их позывные и умел их уговаривать.  Мичман Прянкин знал и всё время звонил себе домой в Евпаторию. Выглядело это так: вечером, после отработки вахты, он приходил в центральный со своей тетрадкой, садился у аппарата и начинал: — Ромашка, это восемьсот шестой бортовой, дай мне Компас. Компас, это восемьсот шестой бортовой, ваш коллега, связист, дай мне Подсолнух, Подсолнух, это ваш коллега, связист с Севера, дай мне, пожалуйста Альбатроса, Альбатрос, это ваш коллега связист с Севера (заглядывал в тетрадку) Верочка, это ты? Дай мне Пирс, пожалуйста! Я быстро, Верочка! И так в течении часа, примерно. Иногда кто-то из дежурных связистов, о*уев от такой наглости, просто разрывал связь и тогда Прянкин начинал всё заново и тянуться это могло и два часа и три.  Он рассказывал слезливые истории о том, как ему тяжело на Севере без семьи и детей, что вот чувствует он своим суровым военно-морским сердцем, что дома что-то не так, а он такой ценный специалист войск связи, что с корабля на берег его и вовсе не отпускают, а то, вдруг, война атомная начнётся, а никто без него и ракету-то запустить не сможет и он быстренько только поговорит со своими и никто об этом не узнает и всё это в последний раз, а прошлые восемь раз были предпоследними, но этот — уж точно последний!
      В итоге, последний связист на коммутаторе в Евпатории набирал ему городской номер и он пару минут говорил со своей женой, естественно, в присутствии дежурного по кораблю, вахтенного трюмного и ещё парочки офицеров и мичманов. В чём было это удовольствие,  я так и не понял, о чём однажды и спросил у него: — Слушай, Иваныч, а в чём смысл-то? — Ну как. Бесплатно же! — Так две минуты — три копейки стоят с почты, но хоть в отдельной кабинке можно поговорить! Рассказать там жене, как ты её любишь и соскучился по её тёплой мягкой груди с розовыми сосками! А тут что? — Ну хочешь я тебе сейчас в Белоруссию наберу позвонить? — Ну вот уж нет! Не хватало тут в ваши мохнатые уши разговоры мои вливать! Да ты пока дозвонишься, я успею по сопкам сбегать в посёлок и обратно, если совсем уж прижмёт!
     Ну и вот эту-то тетрадку он и забыл на столе, а командир её нашёл ночью. Вызвал я Прянкина, тот пришёл недовольный, что мол чего его разбудили посреди ночи, старого и больного. Это он командира не заметил сразу. — Прянкин, ты о*уел? — сразу взял быка за рога командир. Прянкин включил дурака, что делал постоянно, чем бесил всех, даже сторонних наблюдателей. — Не понимаю, таш командир, о чём вы. — Это что такое? — и командир махал у огорчённого носа Прянкина его тетрадкой. — Тетрадка. — Да ладно! А я думал, что это *уй, который я тебе сейчас в жопу засовавыть буду!  Прянкин. Я тебя просил не позорить мои седые яйца? — Просили. — Я тебе обещал, что взъебу, если ещё раз? — Обещали. —  Я тебя говорил, что так не должны поступать военно-морские волки? — Говорили. — Ну и что мы будем делать с тобой сейчас, Прянкин? — Отдайте мне тетрадочку, тащ командир, я больше так не буду! — Нет, да ты о*уел, чтоли? Эдуард, он о*уел? Я молчу, — вопрос же риторически, сразу понятно. — Прянкин, иди отсюда и если ещё раз я узнаю, что ты занимаешься вот этим душевным онанизмом, то я лично разорву с тобой контракт на мелкие кусочки! Ты понял меня, Прянкин? — Так точно, тащ командир! Тетрадочку отдадите, может? Командир закатил глаза и демонстративно отвернулся. Прянкин ушёл, понурый, в девятнадцатый отсек, но через несколько секунд заглянул обратно: — Тащ командир, так может тетрадочку-то отдадите, всё-таки?

    У нас командир был спокойный, как скала, обычно.  От него всегда веяло такой уверенностью и спокойствием, что можно было греться, как у печи.   Но тут — Ах тыж бля*ь такой! — заорал командир и бросил в Прянкина своей шапкой. Шапка усвистела в девятнадцатый вслед за Прянкиным. Но ненадолго. Через минуту Прянкин вошёл в центральный. — Тащ командир! Я Вам вашу шапку принёс! — торжественно объявил он, — может отдадите тетрадочку всё-таки. И тут же отскочил к переборочному люку. Но командир уже успокоился. Он отряхнул с шапки пыль, аккуратно надел её на голову и повернулся ко мне. — Товарищ дежурный по кораблю! — скомандовал он торжественным голосом. — Я! — я тоже вскочил конечно, волнуясь за то, ровно ли на мне сидит шапка и вообще, достаточно ли  я торжественно выгляжу в такой торжественный момент. — Приказываю Вам расстрелять мичмана Прянкина на поражение из вверенного Вам табельного оружия немедленно! — Есть, тащ командир! — и я полез в кобуру за пистолетом. От того момента, как Прянкин стоял передо мной, до того, как хлопнула дверь в КПС прошло меньше половины секунды (я даже сто восемьдесят пять в уме произнести не успел). — Чо, тащ командир, бежать за ним? — Да он уж в Евпаторию телепортировался, небось. Коллега — связист, *лядь! А тебе — *уй, а не Евпатория! Продолжай гнить дальше со своим командиром на Северах! Вскоре Прянкин уволился, — по состоянию здоровья ему не продлили контракт. Командир рассказывал, что уезжая в Евпаторию, Прянкин ещё раз попросил у него вернуть его тетрадь.

Источник

http://wpristav.com/publ/voennyj_jumor/vash_kollega_svjazist/5-1-0-708