Русский капитан. Монетка (часть 2)

…Дорога между «скелетов» разрушенных бомбами пятиэтажек была разбита гусеницами и колёсами до неузнаваемости. Кое-где ещё был виден асфальт, но он лишь изредка показывался из грязи и залитых водою колдобин. В одном месте колея делала полупетлю вокруг воронки от снаряда и почти впритирку подходила к стене дома, теряясь в огромной грязной луже. Низкое, всё в грязных драных облаках небо, привычно сыпало на землю ледяной дождь пополам с крупным мокрым снегом.
— Вот здесь они ставили. — Указала на лужу женщина.
— Проверяйте! — скомандовал я.
Прикрытие разбежалось по ближайшим подворотням занимать позиции на случай засады или атаки чеченов, а я с женщиной укрылся за углом дома, наблюдая за работой сапёров.
Букреев брезгливо и осторожно шагнул в лужу и чуть не по колено провалился в невидимую под водой яму. Чертыхаясь, выбрался из неё. Зло посмотрел в нашу сторону. И начал часто «простукивать» жалом щупа воду перед собой. Так прошло с минуту. Неожиданно он замер и осторожными лёгкими уколами начал прощупывать что-то впереди себя. Потом он подал знак «внимание». Из кармана «разгрузки» достал моток грязной верёвки с самодельным крючком из проволоки на одном его конце, наклонился и, опустив руки по локоть в воду, что-то стал перед собой нащупывать. Наконец распрямился и осторожно зашагал к нам, разматывая за собой верёвку. Завернув за угол, он пронзительно свистнул — предупреждая всех об опасности, и осторожно потянул на себя верёвку. Она натянулась, и на мгновение показалось, что Букреев борется с какой-то спрятавшейся под водой сильной рыбиной. Наконец верёвка подалась, и сапёр осторожно начал выбирать её на себя. Когда у ног его уже свился целый моток, он осторожно выглянул из-за угла. Метрах в десяти от дома на асфальтовом пятачке лежала мокрая, в разводах жидкой грязи противотанковая мина…
…Букреев старался не смотреть на меня.
— И вот в той колдобине поставили. — Словно бы не замечая его подавленного состояния, деловито сказала женщина, подойдя к следующей залитой водой яме…
Через час группа вернулась к своим. В руках сапёры тащили четыре мины. За улицей до утра остались наблюдать пулемётчики.
В расположении роты состоялся короткий и жёсткий «разбор». «Механ» одной из «бэшек» контрактник Вовка Золотарёв бывший афганец, увидев сложенные на земле стальные «блины», без долгих объяснений двинул пудовым своим кулаком в лицо Букрееву. Тот как мешок отлетел к стене и съехал на землю. Из разбитого рта густо хлынула на подбородок чёрная в сумерках кровь.
— Ты что, сучий потрох делаешь? Да из-за тебя, сучёнок, наши кишки завтра со стен бы соскребали… — Он за грудки поднял Букреева с земли и размеряно, словно боксёрскую грушу, размолотил букреевское лицо, разбрызгивая во все стороны кровь. — Урод ленивый!..
— А ты чего глазками моргаешь? — Отшвырнув, обмякшего Букреева, он обернулся ко второму сапёру. — Тебе, что щуп в задницу надо воткнуть, что бы дошло, наконец, чем вы козлы играете?..
Сапёр, пригнувшись к земле, попытался было юркнуть между Золотарёвым и стеной, но на пол пути поймал глазом золотарёвский сапог и, рухнув на колени, скорчился от боли, заскулил. Но экзекуция на этом не закончилась. Через мгновение он был буквально вздёрнут за шиворот над землёй, и кулаки Золотарёва в два удара превратили его лицо в кровавую кашу.
На шум «разборки» из «бэхи» вылез наш старлей Иваньков с мутными от боли глазами. Шатаясь как пьяный, он подошёл к костру и зачерпнул кружкой чай из кипящего на углях котелка. Утром его сильно контузило. Чечен гранатомётчик как-то смог вычислить комнату, где ротный устроил свой «энпэ», и засадил туда гранату. Взрывом разорвало радиста «срочника» и размозжило голову лейтенанту артиллерийскому наводчику, приданному нам за день до этого от полкового дивизиона. Сам ротный чудом остался жив. Взрывной волной его вышвырнуло из комнаты, контузило и засыпало обломками стены.
Когда мы забежали в комнату, то сначала увидели лишь сучившего в агонии сапогами по полу лейтенанта артиллериста, чья сплюснутая до неузнаваемости голова страшно таращилась на нас чёрными дырами вырванных глаз. Потом в углу под разломанным столом у разбитой радиостанции нашли оплывавшее кровью туловище радиста. Ротного нигде не было и мы решили, что его вышвырнуло взрывом в окно и уже кинулись — было к лестнице, но тут кто-то услышал глухое мычание из под груды битого кирпича.
Когда мы раскопали старлея, стоять самостоятельно он не мог. Его то и дело рвало, из носа и ушей сочилась кровь. Конечно старлея надо было отправить в госпиталь, но он отказался эвакуироваться, пока не пришлют замену. В штабе с ним спорить не стали — после недели боёв из всех офицеров в роте кроме самого ротного оставался лишь лейтенант командир первого взвода — совсем ещё салага, и я — её старшина.
…Старлей молча наблюдал, как Золортарёв мордует сапёров. Он никак не вмешался в происходящее. И правильно! Пусть на своей шкуре узнают, что бывает за такие вещи. Это война, а не игра в песочнице. В другой раз будет наука…
Всё это время женщина молча стояла в стороне.
Я залез в десантное отделение «бэхи» и, вытащив из деревянного снарядного ящика под ногами пару картонных упаковок «сухпая», подошёл к ней.
— Спасибо тебе! Звать-то тебя как?
— …Нинель — Тихо и не сразу ответила женщина, как завороженная наблюдавшая за расправой над сапёрами. Наконец, она оторвалась от этого зрелища и повернулась ко мне:
— Но чаще Монеткой зовут. — Уже опять разухабисто, задиристо сказала она, широко улыбнувшись.
— Почему Монеткой? — Удивился я.
— Фамилия у меня такая. Монетка. А имя сложное — мало кто запоминает с первого раза.
— В общем, выручила ты нас, Монетка. Спасибо тебе. Вот, возьми. — Я протянул ей коробки с «сухпаем». — Всё чем можем! — и сразу почувствовал себя генералом из фильма «Горячий снег». — А после войны сочтёмся. К награде тебя представим. А пока своих накормишь. Муж, дети есть?
При этом вопросе лицо её дёрнулось, словно она услышала что-то страшное, пугающее. Я даже слегка растерялся. «Может быть, погибли?» — мелькнула догадка.
Но она быстро справилась с собой.
— Есть. Два сына. Один в армии. Сейчас служит где-то на Северном Флоте, второй школу заканчивает. А муж пять лет назад с молодухой в Находку сбежал.
— Все живы — здоровы? — на всякий случай переспросил я.
— Слава богу! — Выдохнула она. — Ну, я пошла. Я завтра вас найду…
…Я ещё слегка удивился этим её словам. «Завтра вас найду» — зачем?
Ночью по нам неожиданно отработали чеченские миномётчики. Три мины разорвались прямо в нашем дворе. Пять человек из роты было ранено. Одна мина попала точно в движок командирской «бэхи» и ротный Иваньков, отлёживавшийся в её десантном отделении, получил вторую контузию. «Беха» сгорела. Только по счастливой случайности никто не погиб.
На следующий день вечером Монетка опять появилась на нашей позиции. Как она нас нашла — не понятно. Ведь за сутки мы прошли почти два квартала. Причём не по прямой, а загибая фронт в сторону Сунжи, нацеливаясь на один из мостов через неё.
Я был в полуразбитом кирпичном гараже на совещании, когда она пришла. В пролом стены было видно, как она подошла к костру, где по обыкновению разогревались банки из «сухпая». Солдаты узнали её и усадили на ящик из под патронов, дали кружку с чаем.
К этому моменту нашего старлея уже эвакуировали, и его заменил капитан Снегов — замкомбата второго батальона. Снегов мне не нравился. Сивый, худой, вьедливый. Одно слово — сухарь! Ему в комендатуре служить — самое место или немцев в фильмах про войну играть. Но меня не спросили. Назначили Снегова и всё! Служи и подчиняйся.
— Это что за баба? — Строго бросил Снегов, увидев сидящую у костра среди солдат незнакомую женщину.
— Всё нормально, товарищ капитан! — взялся объяснять комвзвода Надеждин — Наша женщина. Она нас вчера спасла…
— Как спасла? — переспросил Снегов.
— Да вот Юрий Антоныч расскажет — Спихнул на меня объяснение с новым ротным Надеждин.
Я уничтожающе взглянул на Надеждина. Идиот — идиотом! Скоро год как в офицерах, а так ничему и не научился…
Но слово было уже сказано и пришлось вкратце пересказать вчерашнюю историю.
— …Ну, хорошо! А что ей теперь надо? — голос Снегова чуть помягчал, но командирская задиристость в нем не пропала. — Или вы решили её к себе в штатные спасительницы нанять? — уже с ехидцей спросил он.
Я про себя чертыхнулся. Ну, Надеждин, ну, чудило! Неужели непонятно, что в глазах Снегова история со вчерашними минами это не подвиг, а полное раздолбайство сапёров и халатность нас, командиров…
— Никак нет. — Растерянно отозвался взводный. — Не решили… Ну, может быть, опять какую-то информацию добыла.
В это время Монетка заметила нас и, встав от костра, направилась в нашу строну. Она подошла к нам и, сразу выделив Снегова из группы, обратилась к нему.
— Здравия желаю, товарищ майор!
— Капитан… — хмуро поправил Снегов.
— Ой, ну извините. Ошиблась. Но видать не долго майора вам осталось ждать. У меня рука лёгкая. Если оговорилась — то точно так скоро и будет… — знакомой скороговоркой затараторила она.
— Спасибо. — Оборвал её монолог Снегов. — Вы что-то хотели?
Монетка словно не заметила хмурости капитана.
— Я тут с вашими солдатиками посидела. Такие пацаны у вас боевые! Настоящие джигиты! Куда там чеченцам!
— Хорошие бойцы. — Кивнул капитан. — Так что вас… — Снегов сделал вопросительную паузу
— …Нинель Григорьевна. — Представилась Монетка.
— …Нинель Григорьевна. Что к нам привело?
— Узнала я кое-что опять. Может вам пригодится.
— Хорошо, пройдёмте с нами. — Снегов повернулся и зашагал к гаражу, где разместилось управление роты.
— …Ночью чечены Андреевский мост взорвут. — Монетка сидела на ящике из под гранатомётных выстрелов. Горела стеариновая свеча и лицо Монетки как в театре теней то вдруг раскрывалось на свету, то съёживалось до блеска глаз. — Они с темнотой отведут своих людей на ту строну Сунжи и взорвут мост. Если поспешите, то сможете его целым взять.
— Откуда у вас такая информация? — Лицо Снегова стало непроницаемым.
— У меня соседка чеченка. У неё сын у Басаева в отряде. На ночь он домой приходил. Я слышала, как они говорили. У нас после обстрела трещина в стене. Слышно хорошо. Он сказал родителям, что бы уходили с его отрядом. Что к пяти утра на этом берегу чеченов не останется.
— Вы знаете чеченский?
— Я с шести лет в Грозном живу. Хорошо знаю и их язык, и их натуру. — В голосе Монетки вдруг зазвучала жестокость, и глаза её полыхнули ненавистью. — Волки — одно им слово…
— А как вы на нашу сторону попали? Где линию фронта перешли?
— Так это не проблема. — Монетка улыбнулась так, словно давно ждала этого вопроса. — Какая линия фронта? Где вы её видели? Там где русские стоят, там же напротив и боевики, а где русских нет — там и чеченов нет. Вам на карте показать где прошла?
Снегов нахмурился.
— Вы умеете карту читать?
— Товарищ майор, вы, я смотрю, всё никак мне не поверите. Всё проверяете… — в голосе Монетке сквозанули обиженные нотки. — Карту я читать не умею, но уж в плане города, где всю жизнь прожила, как-нибудь разберусь. Я вот ваших ребят вчера спасла. Может вам не рассказали? Я ненавижу всю эту мразь. И просто пытаюсь своим русским помогать как могу. Если вы мне не верите, то я могу уйти. Ваше право… — и Монетка даже встала с ящика, словно собираясь выйти вон.
— Ладно, Нинель Григорьевна, не горячитесь. — Уже примирительно сказал Снегов. — И про помощь вашу я наслышан. Спасибо вам. Но я как командир должен иметь полную и проверенную информацию. С мостом мы будем думать, как поступить. Информация это ценная.
Монетка вновь опустилась на ящик.
— К мосту я могу вас вывести дворами так, что чечены даже и не заметят. Они ночью сами не очень-то лазят по городу. Больше по своим домам сидят. Давайте я с вами пойду?
— Хорошо. Вы тут посидите, чайку попейте, а мы пока прикинем, как всё лучше сделать.
С этими словами Снегов встал. Повернулся к сидящему во мраке подвала Ломову — нашему каптёру — дебелому, рыжему сержанту-контрактнику из Ярославля.
— Накорми и напои женщину чаем.
— Есть! — Вытянулся Ломов, отбросив на дальнюю стену огромную бесформенную тень.
— Пошли за мной! — бросил ротный нам и направился к выходу из подвала.
— Товарищ капитан, чего тянуть-то? — Шагая вслед за Снеговым по тропе среди развалин, бубнил Надеждин. — Только время потеряем. Разрешите, я с взводом выдвинусь. Оседлаем мост, а батальон подтянется…
— Тебе, что Надеждин, не терпится звезду получить? — хмыкнул Снегов. — Получишь! Но не золотую, а жестяную. И не на грудь, а на казённое бетонное надгробие. Знаешь первую заповедь проститутки? Не суетись под клиентом.
— Я не суечусь. — Обиженно протянул Надеждин. — Я о деле беспокоюсь. Женщина город знает. К нам пробралась. Значит, и нас может провести. Сколько мы времени и сил сэкономим. Неделю уже к этому мосту пробиваемся. Сколько народа положили…
— Помолчи, Надеждин! — Раздражённо оборвал лейтенанта ротный. — Чему вас только теперь в училищах учат? Заруби себе на носу. На войне никогда не хватайся за первую пришедшую тебе в голову мысль. Она ещё не показатель того, что ты гениальный полководец. Это просто признак того, что ты не орангутанг. А на войне нужно в любой ситуации найти несколько вариантов действий. И каждый из них взвесить. Выбрать лучший, отработать его на карте, утвердить у командира и довести до личного состава. До последнего долбоёба, что бы знал куда бежать и что делать. Только так и не как иначе.
Учись, Надеждин! Бесплатно читаю тебе курс военной мысли.

http://wpristav.com/publ/istorija/russkij_kapitan_monetka_chast_26/4-1-0-1466