«План Даллеса» — очередная «доказанная фальшивка»

Одной из популярнейших дисциплин Специальной Олимпиады является дискутирование на тему идеологического комплекса, известного под названием «план Даллеса». Следы которого, к радости нападателей, находятся исключительно в *художественных* источниках.

И тут в поле моего зрения попало замечательное дополнение. Итак. Осторожно многабукв.

Но сначала оригинальный текст:

План Даллеса был разработан в 1947 году, и исполняют его вполне добросовестно.

…кончится война, всё утрясется и устроится. И мы бросим всё, что имеем: всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей!

Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдём своих единомышленников, своих союзников в самой России.

Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания. Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность; отучим художников и писателей – отобьём у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства.

Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой БЕЗНРАВСТВЕННОСТИ. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху.

Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, процветанию взяточников и беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов – прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, — всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветет махровым цветом.

И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности.

Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, и главную ставку всегда будем делать НА МОЛОДЁЖЬ – станем разлагать, развращать и растлевать её. Мы сделаем из неё циников, пошляков и космополитов.

И-23: тут я склонен вспомнить наблюдения камрада Корректора о сравнительной имитатогенности поведенческих моделей.

И комментарий/критика

Хорошая цитата из то ли Дольд-Михайлика, то ли Ан.Иванова.

Хотя есть другой, гораздо более похожий на подлинный текст:

Директива Совета Национальной Безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 года из сборника Thomas H. Etzold and John Lewis Gaddis, eds., Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950 NSC 20/1 (pages 173-203)

Что такое "план Даллеса"

Нам уже не раз приходилось предупреждать политиков и публицистов, что введенная в "научный" оборот О.А. Платоновым и повторяемая во всех его книгах так называемая "речь Даллеса" представляет собой отрывок из художественного произведения — романа А. Иванова "Вечный зов". Подлинный документ, представленный здесь, был нами изучен и процитирован в книге "Вождю Третьего Рима", гл. IV-1. Ниже на эту тему размещена статья Николая Саквы. – М.Н.

Аллен Уэлш Даллес (Allen Welsh Dulles, 1893-1969) — американский дипломат и разведчик, директор ЦРУ (1953—1961).

Недавно меня озадачили вопросом : что такое "План Даллеса"?

В русскоязычном интернете обычно так называются два довольно коротких текста.

1. Фрагмент приписываемых Даллесу высказываний из его книги или статьи "Размышления о реализации американской послевоенной доктрины против СССР". При цитировании этих высказываний ссылаются на книгу
В.А. Лисичкин, Л.А. Шелепин "Третья мировая информационно-психологическая война",
Сам Лисичкин в качестве источника цитирует газету "Дуэль"
Англоязычный источник цитаты нигде не указывается.
Во всяком случае мне не удалось найти ни одной ссылки.

И-23: при всём уважении к автору цитируемого текста приходится констатировать, что он не знаком с предупреждением руководства господина Брукса.

2. Фрагменты директивы Совета Национальной Безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 г.
Их обычно цитируют по толстой книге Н.Н. Яковлев "ЦРУ против СССР"
В одной из глав этой книги содержится комментарий к директиве NSC 20/1 с большим количеством цитат из нее.

В данном случае англоязычный источник известен.
Thomas H. Etzold and John Lewis Gaddis, eds.,
Containment: Documents on American Policy and Strategy, 1945-1950
(New York: Columbia University Press, 1978)

Всего этот сборник содержит 52 документа 1945-1950 годов (оглавление сборника) .
NSC 20/1 (документ под номером 22) занимает 30 страниц (173-203).
До сего времени в интернете этот материал представлен по-видимому не был.

Оба русскоязычных текста излагают некий план уничтожения Советского Союза, который якобы был принят США после войны. Иногда комментарии Яковлева опускаются, а оставшиеся фрагменты выдаются за полный перевод документа.
Например в разделе "Стратегия США" из упомянутой книги Лисичкина и Шелепина.

Оба текста содержат массу смысловых и стилистических оборотов, совершенно не характерных для американских документов и высказываний американских политиков.

Скажем Яковлев приводит такой перевод фрагмента директивы СНБ :
"мы должны позаботиться, чтобы эти условия были навязаны не оскорбительным или унизительным образом.
Но мы обязаны не мытьем, так катаньем навязать их для защиты наших интересов".

А "размышления Даллеса" содержат фразу :
"Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа"

Похоже нет особых оснований сомневаться в том, что "размышления Даллеса" не имеют отношения к Даллесу.

Вот результаты изучения этого вопроса корреспондентом "Красной Звезды"
Впервые высказывание, очень схожее по смыслу с "цитатой из Даллеса", появилось в СССР в… художественной литературе. В 1965 году в Киеве … вышел роман Ю. Дольд-Михайлика "И один в поле воин". В его второй части — "В плену у черных рыцарей" — американский генерал Думбрайт … произносит слова, которые можно рассматривать как вольное изложение установок Даллеса на развертывание идеологической войны против СССР. Позднее нечто подобное произносит и другой литературный персонаж — один из отрицательных героев романа Анатолия Иванова "Вечный зов".

Этой же теме посвящена статья в "Московском Комсомольце".
Действительно: есть у тов. Иванова в "Вечном зове" эти зловещие слова. Не подряд, не единым фрагментом, но есть. Но вот чего там нет, так это упоминания об Аллене Даллесе. А почему нет? Да все потому же: никогда ничего подобного покойный к тому времени шеф американской разведки не говорил и не писал. У писателя Иванова весь этот жуткий план излагает некто Лахновский — бывший жандармский чин в Томске.

Проверяем. Берем II том романа Иванова "Вечный зов".
Выписываем высказывания Лахновского.
Подчеркнутый текст — дословно совпадает с текстом из "из Даллеса"

"- Как сказать, как сказать: — покачал головой Лахновский… Потому что голова у тебя не тем заполнена, чем, скажем, у меня. О будущем ты не задумывался. Окончится война — все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, чем располагаем: все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способно к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности поверить! Как, спрашиваешь? Как?!
Лахновский по мере того, как говорил, начал опять, в который уж раз, возбуждаться, бегать по комнате. — Мы найдем своих единомышленников: своих союзников и помощников в самой России! — срываясь, выкрикнул Лахновский.
…
— Я, Петр Петрович, приоткрыл тебе лишь уголочек занавеса, и ты увидел лишь крохотный кусочек сцены, на которой эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия о гибели самого непокорного на земле народа, об окончательном, необратимом угасании его самосознания: "

Заключительный абзац "из Даллеса" — тоже слова Лахновского (сказанные незадолго до того). При переносе в "план" очень забавно выпало упоминание "большевизма" и "ленинского фанатизма".

Будем вырывать эти духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать главные основы народной нравственности. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением, выветривать этот ленинский фанатизм. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее! — Сморщенные веки Лахновского быстро и часто задергались, глаза сделались круглыми, в них заплескался, заполыхал яростный огонь, он начал говорить все громче и громче, а под конец буквально закричал: — Да, развращать! Растлевать! Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов!"

Возможно оставшиеся абзацы тоже были опубликованы в худлите, и их можно нарыть более тщательным поиском. Или в каком-то другом издании "Зова". Но по-моему свидетельство фальшивки и так достаточно весомое.

Еще иногда пытаются утверждать, что Иванов-де откопал это где-то у Даллеса. Но Даллес явно не писал по-русски. А минимум три абзаца "плана" дословно совпадают с текстом "Вечного Зова". Довольно странно предполагать, что Иванов приписал слова американского разведчика российскому жандарму-предателю.

Куда более вероятно, что слова Иванова приписали американскому разведчику.

Ситуация с директивой СНБ несколько другая.

Не без труда удалось разыскать через amazon.com эту самую книжку Этзольда и Гаддиса у букинистов амерканской "глубинки" по "фантастической" цене аж в 5 долларов (объем книги под 500 страниц).

Мои собственные впечатления от сравнения английского текста с книгой Яковлева почти полностью совпали с моими ожиданиями.

1) Русский перевод очень сильно урезан по сравнению с оригиналом. Опущена большая часть документа, посвященная угрозам, исходящим от Советского Союза мировому сообществу, советской идеологии, как источнике этих угроз, предлагаемым методам противотействия этим угрозам мирными средствами и т.п.
Подробно переводится только небольшая часть документа о задачах, которые придется решать в случае военного столкновения, причем не упоминается, что этот вариант ранее представлен в документе как крайне нежелательный.

2) NSC 20/1 тем не менее содержит аналоги большинства фраз, имеющихся в русском варианте.

3) Многие из этих фразы при переводе искажены, часто урезаны, иногда вырваны из контекста. Например разухабистое "не мытьем, так катаньем" — это перевод вполне нейтрального "in one way or another" — тем или иным способом.

Собственно текст Яковлева представляет собой идеологическую полемику с директивой NSC 20/1, но никак не ее изложение.

Поэтому выкладываю

Полный текст директивы NSC 20/1 на английском
Прошу прощения за оставшиеся в тексте неоткорректированные после сканирования опечатки.
Поэтому выкладываю
Текст оригинала в виде картинок со сканера (zip-архив, 2M).

И наконец выполненный мной
Полный перевод директивы NSC 20/1 на русский язык

В интернете есть другой достаточно адекватный, более профессиональный и не идеологизированный перевод фрагментов директивы NSC 20/1.

И-23: ссылку сократил по причине 404. Предполагаю зачистку отработанного алиби. Российская Ассоциация Международных Исследований (Сообщество АШ должно знать героев). Под эгидой МГИМО.

Однако количество переведенных в нем фрагментов невелико, их подбор соответствует определенной идеологической концепции, так что полного представления о документе этот перевод не дает.

Николай Саква

И-23: что тут скажешь? С прискорбием можно констатировать, что цитируемый автор явно не знаком с феноменом «пикуляризации» русской истории.

Послесловие МВН (июль 2017).

В связи с новым витком русофобии на Западе, многие уважаемые русские патриоты, публицисты, ученые и даже видные политики, в своем опровержении этой русофобии по-прежнему ссылаются на так называемый "план Даллеса", основанный на цитатах из романа А. Иванова "Вечный зов". Сколько же можно?! И потому очень огорчает, когда даже у достойных ученых в их важных выступлениях встречаешь такие досадные и никак не научные ложечки дегтя, которые портят всю аргументацию.

Дело не в том, что в США не было такого плана, то есть пропагандного воздействия на советское население, оно было и велось очень активно. Но не в таком виде, чтобы самим себе, в своем документе об этом, называть коммунистические ценности "истинными" и подменять их своими "фальшивыми". Так аргументировать и расценивать этот "план" может только убежденный коммунист, каковым Даллес не мог быть и не мог в своем "плане" называть свои насаждаемые западные ценности "фальшивыми". Западная пропаганда умело и убедительно нацеливалась на то, чего советским людям не хватало: свободы, уважения к индивидуальной личности человека, правдивой информации о происходящем в мiре, доступа к некоммунистическим знаниям в гуманитарных науках и к запретным именам в областях идеологии, философии, религии, русской истории. Именно ложь советской официальной пропаганды во всех этих областях делала СССР весьма уязвимым в Холодной войне.

Западные пропагандисты оперировали и высоким уровнем жизни на Западе, преподнося его опять-таки как следствие западной демократии и свободной социально-экономической модели, а советский более низкий уровень жизни – как следствие тоталитарной коммунистической уравниловки, несвободы, подавления частной инициативы и неэффективного развития средств производства в ущерб товарам потребления. Разумеется, навязывание западных потребительских ценностей и идеологии свободы имело также составной элемент гедонизма и эгоизма, и это разлагало не только коммунистическую идеологию, но и традиционную русскую нравственность, на которой КПСС паразитировала.

Поэтому для отпора западной пропаганде следует все же различать в ней ложь и правду. Правда была в критике марксизма, и преступлений богоборческого антинародного режима. Ложь была в стремлении разрушить вместе с режимом КПСС и историческую Россию с навязыванием исключительно западной индивидуалистической материалистической альтернативы, то есть другого пути к обрыву (по выражению И.Р. Шафаревича).

Критика же Запада в стиле советской контрпропаганды (наподобие "плана Даллеса") лишь позволяет либералам западникам (всяким Чубайсо-Гайдарам – и сегодня имя им легион) указать на недостоверность подобного "документа" и перечеркнуть этим опровержением всю проблему (вот этому пример, один из многих). (Должен отметить, что, к сожалению, западнический уклон заметен и в публикациях самого Николая Саквы, например, в его критике "Русофобии" И.Р. Шафаревича. Саква возражает ему как человек, не знакомый и с православным объяснением "еврейского вопроса".)

Для объяснения нынешнего витка русофобии не нужен мифический "план Даллеса", тем более что в подлинном документе – секретной директиве 20/1 Совета национальной безопасности США от 18.8.1948 предусматривалось предельное ослабление и расчленение России «независимо от идеологической основы любой некоммунистической власти и степени ее влияния», даже если она «будет воздавать хвалу демократии и либерализму» (см. об этом в книге "Вождю Третьего Рима", гл. IV-1).

Директива Совета Национальной Безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 года

Директива Совета Национальной Безопасности США 20/1 от 18 августа 1948 года из сборника
Thomas H. Etzold and John Lewis Gaddis, eds.,
Containment: Documents on American Policy and Strategy,
1945-1950
NSC 20/1 (pages 173-203)

ЗАДАЧИ В ОТНОШЕНИИ РОССИИ

I. Введение

Очевидно, что Россия, как собственно сила, так и как центр мирового коммунистического движения, в настоящий момент стала представлять очень серьезную проблему для внешней политики США, и в нашей стране существует глубокая неудовлетворенность и обеспокоенность относительно целей и методов советских лидеров. Таким образом политика нашего правительства в значительной мере обусловлена желанием скорректировать советскую политику и изменить международную ситуацию, к которой она уже привела.

Однако пока нет четкой формулировки основных задач США по отношению к России. Ввиду вовлеченности нашего правительства в отношения с Россией особенно важно, чтобы такие задачи были бы сформулированы и приняты в качестве рабочих программ всеми подразделениями нашего правительства, имеющими дело с проблемами России и коммунизма. Иначе возможны серьезные расхождения в направлениях национальных усилий для разрешения проблемы, имеющей огромное международное значение.

II. Общие соображения.

Существуют два подхода к увязке национальных задач с факторами войны и мира.

Первый подход состоит в том, что национальные задачи постоянны и не должны изменяться в зависимости от того, находится ли страна в ситуации войны или мира; к их достижению следует постоянно стремиться, смотря по обстоятельствам, как невоенными, так и военными средствами, Этот подход был лучше всего сформулирован Клаузевицем: "Война есть продолжение политики другими средствами".

И-23: в этом месте на общеметодолгическом уровне я напомнинаю, что Разум суть порождение Языка и за конкретикой отсылаю к курсу лекций князя Кропоткина.

С наглядной иллюстрацией применительно к теме статьи в виде монографии товарища Дробова.

Противоположный подход состоит в том, чтобы рассматривать национальные задачи во время мира и национальные задачи во время войны как существенно различные. Согласно этому подходу, война формирует собственные политические задачи, которые как правило имеют приоритет перед обычными задачами мирного времени. Такой подход в целом преобладает в нашей стране. В основном именно такой подход преобладал и в последней войне, когда выигрыш собственно войны, как военной операции, стал важнейшей задачей политики США, а все прочие соображения были ей подчинены.

Ясно, что в случае американских задач в отношении России ни один из этих подходов не может полностью возобладать.

Во-первых, для разворачивающейся в настоящее время политической войны наше правительство вынуждено уже сейчас, во время мира, ставить более определенные и активные задачи по отношению к России, чем те, которые ему приходилось формулировать по отношению к Германии или Японии в самом разгаре военных действий с этими странами.

Во-вторых, опыт прошедшей войны научил нас тому, что желательно увязывать наши военные усилия с ясным и реалистичным представлением о тех задачах, которые мы собираемся решать в долговременной перспективе. Это особенно важно в случае войны с Советским Союзом. Мы едва ли можем ожидать завершить такую войну с той же военной и политической определенностью, как последнюю войну с Германией и Японией. Поэтому если всем не станет ясно, что наши задачи не состоят в военной победе ради победы, то общественности США будет затруднительно осознать, что же действительно является благоприятным разрешением конфликта. Общественное мнение могло бы ожидать гораздо большего на путях военного решения, чем это необходимо или даже желательно с точки зрения подлинного решения наших задач. Если бы народ воспринял идею, что наша задача — безусловная капитуляция, тотальная оккупация и установление военного управления по образцу Германии и Японии, то он естественно ощутил бы любые меньшие по сравнению с этим достижения, как вообще не являющиеся настоящей победой, и мог бы не оценить по достоинству действительно искреннее и конструктивное урегулирование.

Наконец мы должны признать, что советские задачи сами по себе практически неизменны. Например, советские территориальные цели в Восточной Европе — как стало очевидно во время войны — очень схожи с теми программами, которые Советское правительство пыталось реализовать невоенными средствами в 1939 и 1940, и фактически также с определенными стратегическими и политическими концепциями, на которые опиралась политика царизма перед первой мировой войной. При встрече со столь неизменной политикой, упорно проводимой посредством как войны, так и мира, нам необходимо противопоставить ей не менее постоянную и устойчивую политику. Вообще говоря, сама природа отношений Советского Союза с остальным миром такова, что эти отношения представляет собой непрерывный антагонизм и конфликт, иногда происходящий в рамках формального мира, а иногда в юридических рамках войны. С другой стороны ясно, что демократия не может, подобно тоталитарным государствам, полностью отождествлять задачи мирного и военного времени. Ее неприятие войны, как метода внешней политики, настолько сильно, что она неизбежно будет склоняться к модификации своих задач мирного времени в надежде, что они могут быть решены без обращения к оружию. Когда же эти надежды и эти ограничения исчезают в результате войны, разразившейся из-за провокации или по другим причинам, возмущенное демократическое общественное мнение обычно либо требует формулировки других задач, часто карательного характера, которые не были бы поддержаны во время мира, либо немедленной реализации таких целей, терпеливая подготовка к достижению которых в других условиях могла бы вестись путем постепенного давления на протяжениии десятилетий. Таким образом было бы нереалистичным предполагать, что правительство США могло бы действовать во время войны на основе точно того же набора задач, или хотя бы руководствоваться тем же самым графиком их решения, что и во время мира.

В то же время следует понимать, что чем меньше расхождение между задачами мирного и военного времени, тем больше вероятность того, что успешные военные усилия будут успешны и в политическом отношении. Если задачи действительно вытекают из основных национальных интересов, то они стоят того, чтобы осознанно сформулировать и решать их как во время войны, так и во время мира. Задачи, возникающие вследствие эмоций военного времени, не годятся для выражения сбалансированной концепции долговременных национальных интересов. Поэтому правительству следует уже теперь, до возникновения любых военных действий, предпринять все усилия по планированию и определению по отношению к России наших текущих задач мирного времени и наших гипотетических задач военного времени, и по возможности сократить разрыв между ними.

III. Основные задачи.

Нашими основными задачами в отношении России на самом деле являются только две следующие:

а. Уменьшить мощь и влияние Москвы до таких пределов, при которых она больше не будет представлять угрозу миру и стабильности международного сообщества;

и

б. Внести фундаментальные изменения в теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, находящееся у власти в России.

С решением этих двух задач наши проблемы в отношениях с Россией сократились бы до уровня, который можно было бы счесть нормальным

Перед тем, как обсуждать способы решения этих задач соответственно в мирных и военных условиях, рассмотрим их несколько подробнее.

1. ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ СОКРАЩЕНИЕ РОССИЙСКОЙ МОЩИ И ВЛИЯНИЯ.

Существуют две сферы, в которых мощь и влияние Москвы простирается за пределы границ Советского Союза в формах, наносящих ущерб миру и стабильности международного сообщества.

Первая из этих сфер — то, что можно назвать зоной сателлитов : а именно зона, в которой решающее политическое влияние принадлежит Кремлю. Следует отметить, что в этой зоне, которая территориально целиком прилегает к Советсткому Союзу, решающим фактором в установлении и поддержании советской гегемонии явилось присутствие или близость советской вооруженной мощи.

Вторая из этих сфер охватывает отношения между центром власти, правящим Советским Союзом, с одной стороны и, с другой стороны, группами или партиями за рубежом, за пределами зоны сателлитов, которые обращаются к России, как к политическому вдохновителю, и, осознанно или нет, проявляют свою лояльность по отношению к ней.

Для эффективного решения в обеих сферах первой из указанных выше задач необходимо сократить до разумных пределов несоразмерные проявления российской мощи. Странам, находящимся в зоне сателлитов, должна быть предоставлена возможость коренным образом освободиться от русского господства и из-под российского идеологического влияния. Также должен быть основательно разоблачен миф, который заставляет миллионы людей в странах, удаленных от Советских границ, смотреть на Москву, как на выдающийся источник надежды человечества на улучшение, а следы воздействия этого мифа должны быть полностью ликвидированы.

Следует заметить, что в обоих случаях эти задачи могут быть в принципе решены без неизбежного порождения последствий, непосредственно и решительно затрагивающих престиж Советского государства.

Во второй из двух сфер полное освобождение из-под российской власти возможно без затрагивания жизненно важных интересов Российского государства, так как в этой сфере московское влияние распространяется по тщательно скрытым каналам, существование которых отрицает и сама Москва. Таким образом устранение структуры власти, ранее известной как Третий Интернационал и пережившей собственное имя, не вызовет никакого формального унижения правительства в Москве и не потребует никаких формальных уступок со стороны Советского государства.

То же самое в основном, однако не полностью, верно и для первой из двух сфер. Москва также отрицает факт формального советского господства в зоне сателлитов и пытается замаскировать его механизм. Как в настоящее время демонстрирует инцидент с Тито, нарушение московского контроля не обязательно рассматривается как событие, затрагивающие сами государства. В даном случае оно трактуется обеими сторонами, как межпартийный конфликт; особое внимание уделяется повсеместному подчеркиванию того, что никакие вопросы государственного престижа здесь не затронуты. То же самое может предположительно произойти в любом месте зоны сателлитов без формального ущемления достоинства Советского государства.

Мы однако, сталкиваемся и с более сложной проблемой : расширение границ Советского Союза после 1939 года. Это расширение не может во всех случаях рассматриваться как серьезный ущерб международному миру и стабильности, а в ряде случаев оно даже может рассматриваться, с точки зрения наших задач, как полностью приемлемое для целей поддержания мира. В других же случаях, особенно касающихся прибалтийских стран, вопрос более сложен. Мы действительно не можем проявить безразличие к дальнейшей судьбе прибалтийских народов.

Это отражено и в нашей нынешней политике признания по отношению к этим странам. Мы едва ли можем согласиться, что угроза международному миру и стабильности действительно устранена, когда Европа поставлена перед фактом возможности сокрушения Москвой этих трех малых стран, не виновных ни в какой реальной провокации и доказавших способность вести собственные дела прогрессивным образом, не угрожая интересам соседей. Таким образом было бы логично рассматривать, как часть задач США, восстановление для этих государств по крайней мере некоего подобия недавнего состояния свободы и независимости.

Однако ясно, что их полная независимость повлекла бы фактическое сокращение территории, контролируемой Советским правительством. Таким образом это напрямую затронуло бы достоинство и жизненные интересы Советского государства как такового. Не стоит предполагать, что это может быть осуществлено без войны. Поэтому если мы считаем, что основная задача, сформулированная выше, важна как в условиях мира, так и войны, то мы должны логично заключить, что в условиях мира наша задача должна состоять только в том, чтобы побудить Москву разрешить репатриацию в прибалтийские страны всех насильственно высланных и установление в этих странах автономных режимов, в основном удовлетворяющих культурным потребностям и национальным стремлениям их народов. В случае войны мы могли бы при необходимости стремиться пойти и дальше. Но этого дальнейшее зависело бы от характера российского режима, который господствовал бы на этой территории после следующей войны, и нам нет необходимости решать этот вопрос заранее.

Следовательно, утверждая, что мы должны уменьшить мощь и влияние Кремля до пределов, при которых он больше не будет представлять угрозы миру и стабильности международного сообщества, мы имеем право отметить, что эта задача может логично решаться не только в случае войны, но также и во время мира мирными средствами,и что в последнем случае нет необходимости затрагивать престиж Советского правительства, что автоматически сделало бы войну неизбежной.

2. ИЗМЕНЕНИЕ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ, КОТОРЫМ СЛЕДУЕТ МОСКВА.

Наши сложности с нынешним Советским правительством связаны главным образом с тем, что его лидеры исповедуют в теории и практике международных отношений концепции, не только противоположные нашим собственным, но и очевидно несовместимые с мирным и взаимовыгодным развитием отношений между этим правительством и другими членами международного сообщества, как индивидуальными, так и коллективными.

Главными среди этих концепций являются следующие:

(а) Что мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных и независимых государств на основе равенства и взаимного уважения иллюзорно и невозможно;

(б) Что конфликты являются основой международной жизни, при этом, как в случае Советского Союза и капиталистических стран, ни одна сторона не признает превосходства другой;

(в) Что режимы, не признающие авторитета и идеологического превосходства Москвы, безнравственны и пагубны для прогресса человечества, и долг всех здравомыслящих людей повсеместно добиваться свержения и ослабления таких режимов любыми тактически подходящими методами;

(г) Что в дальней перспективе невозможно сближение интересов коммунистического и некоммунистического мира путем взаимного сотрудничества, эти интересы в основе своей антагонистичны и противоречат друг другу;

и

(д) Что произвольные индивидуальные контакты между людьми из мира под коммунистическим господством с людьми за пределами этого мира являются злом и не способствуют общему прогрессу человечества.

Очевидно, что недостаточно прекращения доминирования этих концепций в советской или российской теории и практике международных отношений. Необходима их замена на практически противоположные.

А именно:

(а) Что суверенные и равноправные страны могут мирно сосуществовать бок о бок и сотрудничать друг с другом без претензий или попыток установить одностороннее господство;

(б) Что конфликт не является необходимой основой международной жизни, что народы могут иметь общие интересы, не имея полного согласия в идеологии и не подчиняясь единому авторитету;

(в) Что народы других стран имеют законное право преследовать национальные цели, расходящиеся с коммунистической идеологией, и что долг всех здравомыслящих людей исповедывать терпимость к чужим идеям, скрупулезно соблюдать невмешательство во внутренние дела других на основе взаимности, и использовать только порядочные и честные методы в ведении международных дел;

(г) Что международное сотрудничество может и должно сближать интересы обеих сторон даже и при различии их идеологических платформ;

и

(д) Что индивидуальные контакты между людьми по разные стороны международных границ желательны и должны поощряться как процесс, способствующий общему прогрессу человечества.

Тогда немедленно встает вопрос, является ли принятие Москвой таких концепций задачей, которую мы можем всерьез надеяться решить, не прибегая к войне и к свержению Советского правительства. Мы должны смотреть в лицо тому факту, что Советское правительство в его нынешнем виде является и будет оставаться постоянной угрозой нашему народу и миру.

Совешенно ясно, что нынешние лидеры Советского Союза никогда не смогут сами воспринять концепции, подобные изложенным выше, как разумные и желательные. Точно так же ясно, что переход к доминированию таких концепций в русском коммунистическом движении в нынешних обстоятельствах означал бы интеллектуальную революцию внутри этого движения, равносильную преобразованию его политической индивидуальности и отказу от основных претензий на существование в качестве особой жизненной силы среди множества мировых идеологических течений.

Такого рода концепции могли бы возобладать в российском коммунистическом движении только если бы, в результате длительного процесса перемен и эрозии, это движение изжило те импульсы, которые изначально породили его и дали ему жизненную силу, и приобрело совершенно иное, отличное от сегодняшнего, значение в мире.

Тогда можно было бы заключить (а московские теологи немедленно именно так бы это и проинтерпретировали), что заявление о нашем стремлении к принятию Москвой этих концепций равносильно объявлению нашей задачей свержение Советской власти. С этой точки зрения можно было бы утверждать, что такая задача неразрешима без войны, и мы тем самым якобы признаем, что нашей задачей по отношению к Советскому Союзу в конечном счете является война и насильственное свержение Советской власти.

Принять такую точку зрения было бы опасной ошибкой.

Во-первых, мы не связаны никакими временными ограничениями в решении наших задач в условиях мира. У нас нет никаких жестких временных периодов войны и мира, которые подталкивали бы нас к необходимости решения наших задач мирного времени к определенной дате, "иначе будет поздно". Задачи национальной политики в мирное время никогда не следует рассматривать в статических терминах. Постольку, поскольку это наши основные, ценностные задачи, они не относятся к тем, которые допускают полное и окончательное решение, подобно конкретным боевым задачам на войне. Задачи политики мирного времени следует рассматривать скорее как направления движения, а не как физически достижимые пункты назначения.

Во-вторых, мы полностью в своем праве и не должны испытывать чувства вины, работая над разрушением концепций, несовместимых с миром и стабильностью во всем мире, и заменой их на концепции терпимости и международного сотрудничества. Не наше дело вычислять, к какому внутреннему развитию может привести принятие таких концепций в другой стране, мы также не обязаны ощущать какую бы то ни было ответственность за это развитие. Если советские лидеры обнаружат, что растущее преобладание более просвещенных концепций международных отношений несовместимо с сохранением их внутренней власти в России, ответственность за это несут они, а не мы. Это дело их собственной сознательности и сознательности народов Советского Союза. Работа над принятием справедливых и внушающих надежду концепций международной жизни является не только нашим моральным правом, но и нашей моральной обязанностью. Поступая таким образом, мы можем не заботиться о том, куда полетит стружка в вопросах внутреннего развития.

Мы не можем определенно утверждать, что успешное решение нами обсуждаемых задач приведет к распаду Советской власти, так как нам неизвестны соответствующие временные факторы. Вполне возможно, что под давлением времени и обстоятельств определенные исходные концепции коммунистического движения могут постепенно измениться в России примерно так же, как изменились определенные исходные концепции Американской революции в нашей собственной стране.

Мы, однако, имеем право полагать и публично заявлять, что наша задача состоит в том, чтобы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами донести до российского народа и правительства более просвещенный взгляд на международные отношения, и что поступая таким образом, мы, как правительство, не занимаем никакой позиции по отношению к внутренним делам России.

Ясно, что в случае войны вопросы такого рода стоять не будут. Если бы война между нашей страной и Советским Союзом началась, наше правительство было бы свободно в выборе средств, направленных на решение основных задач, и условий, исполнения которых оно пожелало бы потребовать от российской власти или российских властей при успехе военных операций. Будут ли эти условия подразумевать свержение Советской власти, является исключительно вопросом целесообразности, который обсуждается ниже.

Вторая из двух основных задач таким образом также может решаться как во время мира, так и во время войны. Эта задача, как и первая, может соответственно считаться основополагающей, откуда и вытекает формулировка нашей политики в условиях как мира, так и войны.

IV. Решение наших основных задач во время мира.

Обсуждая интерпретацию этих основных задач соответственно во время мира и во время войны, мы сталкиваемся с проблемой терминологии. Если мы будем продолжать говорить о конкретных ориентирах нашей политики в условиях мира или войны, как о "задачах", мы можем столкнуться с семантическими сложностями. Поэтому исключительно ради ясности введем произвольное различие. Мы будем говорить о задачах только в смысле основных задач, выделенных выше, тех, которые являются общими как для войны, так и для мира. При ссылках же на направляющие ориентиры нашей конкретной политики в военное или в мирное время, мы будем говорить не о "задачах", а о "целях".

В чем могли бы состоять цели национальной политики США во время мира?

Они логично вытекают из двух главных задач, обсуждавшихся выше.

1. СОКРАЩЕНИЕ РОССИЙСКОЙ МОЩИ И ВЛИЯНИЯ

Сначала рассмотрим сокращение чрезмерной российской мощи и влияния. Мы видели, что этот вопрос распадается на проблему зоны сателлитов и проблему коммунистической активности и советской пропаганды в удаленных странах.

В отношении зоны сателлитов цель политики США в мирное время состоит в создании максимально возможной напряженности в структуре отношений, обеспечивающей советское господство, постепенного, при помощи естественных и законных усилий Европы, оттеснения русских с их главенствующей позиции и предоставления возможности этим странам вернуть себе свободу действий. Эта цель может быть достигнута и достигается многими способами. Наиболее впечатляющим шагом в этом направлении было оригинальное предложение о Программе Реконструкции Европы, сформулированное в гарвардской речи секретаря Маршалла 5 июня 1947 года. Вынуждая русских либо позволить странам-сателлитам вступить в отношения экономического сотрудничества с Западной Европой, что неизбежно усилит связи между Западом и Востоком и ослабит исключительную ориентацию этих стран на Росиию, либо заставить их остаться вне этой структуры сотрудничества ценой тяжких экономических жертв со своей стороны, мы тем самым вносим серьезное напряжение в отношения между Москвой и странами-сателлитами и без сомнения делаем для Москвы более неудобным и затруднительным поддержание ее непререкаемой власти в столицах сателлитов. Фактически все, что срывает покрывала, которыми Москва пытается замаскировать свою власть, и заставляет русских проявить жестокость и подчеркнуть безобразие своего контроля над правительствами стран-сателлитов, служит дискредитации этих правительств в глазах их собственных народов, увеличивает недовольство этих народов и их стремление к свободному объединению с другими нациями.

Недовольство Тито, для которого напряженность, связанная с проблемой плана Маршалла, несомненно сыграла определенную роль, ясно показало, что напряжение между Советами и сателлитами могут привести к реальному ослаблению и прекращению российского господства.

Таким образом наша цель должна состоять в том, чтобы продолжать делать все, что в наших силах, увеличивая это напряжение, и в то же время создавая возможность правительствам сателлитов постепенно освободиться из-под российского контроля и найти, если они пожелают, приемлемые формы сотрудничества с правительствами Запада. Это можно реализовать искусным использованием нашей экономической мощи, прямой или косвенной информационной деятельностью, приложением максимально возможной нагрузки на железный занавес, созданием у Западной Европы перспектив и энергии стать в конце того пути, по которому она движется, максимально привлекательной для народов Востока, и многими другими средствами, слишком многочисленными, чтобы их все упоминать.

Мы не можем, конечно, сказать, что русские будут спокойно сидеть и позволят сателлитам таким образом освободиться из-под русского контроля. Мы не можем быть уверены, что на каком-то этапе русские для предотвращения такого исхода этого процесса не предпочтут прибегнуть к какому-то насилию: например к какой-то форме военной оккупации или возможно даже к серьезной войне.

Мы не хотим чтобы они пошли на это; и с нашей стороны мы должны делать все возможное, чтобы сохранить гибкость ситуации и сспособствовать освобождению стран-сателлитов такими способами, которые не нанесут непоправимого ущерба советскому престижу. Но даже при самых больших предосторожностях мы не можем быть уверены, что они не предпочтут прибегнуть к оружию. Мы не можем надеяться автоматически повлиять на их политику или обеспечить достижение каких-то гарантированных результатов.

То, что мы прибегаем к политике, которая может повлечь такой исход, вовсе не означает, что мы выбираем курс на войну; и мы должны быть крайне внимательны, чтобы сделать это очевидным и во всех случаях опровергать обвинения такого рода. Дело в том, что из-за антагонистических отношений, которые пока являются основой отношений между Советским правительством и некоммунистическими странами, возможность войны постоянной присутствует, и никакой из курсов, выбранных нашим правительством, не привел бы к заметному уменьшению такой опасности. Политика, обратная вышеизложенной, а именно : согласие с советским господством в странах-сателитах и непринятие никаких мер для противостояния ему, ни в коей мере не уменьшит опасность войны. Наоборот, вполне логично утверждать, что в долговременном плане опасность войны будет больше, если Европа останется разделенной по нынешней линии, чем в случае, если российская мощь в благоприятный момент будет отодвинута мирным путем, и в европейском сообществе восстановится нормальный баланс.

http://wpristav.com/publ/istorija/plan_dallesa_ocherednaja_dokazannaja_falshivka/4-1-0-2310