Дыра в штурманских штанах

Однажды штурман порвал себе штаны.  Событие это малозначительное и ничем не примечательное само по себе, но мы можем зацепиться за него, чтоб выделить отдельный рассказ про двух героев о которых я упомянул только однажды и вскользь, но вклад их в сохранение флота и облегчение жизни подводников сложно переоценить, поэтому давайте возьмёмся за порванные штурманские штаны и поговорим о скотче и корректоре.

   Подводники часто рвут себе штаны, куртки и прочие предметы гардероба на подводной лодке. Этот факт мало удивителен, — подводная лодка железная и если снаружи конструкторы позаботились сделать её ровной, гладкой и красивой, как женское бедро, то внутри позаботились тоже, но  не очень сильно, заботы же тоже, знаете, не Вселенная, — не бесконечный ресурс. И да, это я сейчас говорю про Акулы, на других проектах, особенно на первом и втором поколении – вообще мрак, что происходит.

     Удивительнее здесь то, что сделал это штурман, весь цикл перемещения которого по подводной лодке укладывается в маршрут каюта – кают-компания – штурманская – мостик и проходит строго по проходным палубам, широким и свободным как Исторический бульвар в Севастополе. Никого не удивляет вид трюмного всего в заплатках потому, что если, например, показать штурману пальцем, куда лазят трюмные, то штурман скажет вам «Нееет, ребята, вы всё врёти! В тех условиях, куда вы мне показываете пальцем, невозможно существование разумной жизни!», а ребята только что оттуда вылезли, демонтировав там насос весом под сто килограмм и вытащив его наверх, причём сделали это вдвоём и из подручных механизмов у них были только лом,  верёвки и знание учения древнегреческого учёного Архимеда.  Или когда электрики вылезают из аккумуляторных ям после замера плотности электролита в банках и их одежда вся в смешных разнокалиберных точках, прожжённых насквозь кислотой, — ну кого это удивит? А тут, понимаете, белая кость энд голубая кровь и с дыркой на штанах да ещё в тот момент, когда строгий старший на борту собирает в центральном командиров боевых частей на поучить их как надо правильно служить. А старший на борту на флоте – как жена в семье: он всегда точно знает, как надо делать правильно, всегда расскажет вам почему вы делаете всё неправильно и удивится как вы посмели попасть на флот, заняв место более достойного человека, когда в народном хозяйстве так остро не хватает дояров, пастухов и трактористов.

    А этот старший был особенным, — он очень любил Сан Сеича и мы, за это, любили его в ответ. Хотя не только за это, — когда он первый раз появился у нас в дивизии, то мы подумали, что это форменный псих какой-то, он абсолютно не умел спокойно разговаривать, особенно во время боевой подготовки, после двух-трёх слов начинал орать, махать руками и обзывать всех вокруг идиотами.  Но первое наше впечатление о нём было ошибочным, что не удивительно, так как строилось оно на поверхностных суждениях.  Натурой он оказался честной, справедливой и доброй, что ярко диссонировало с его внешностью (худой, чёрный и с бешенными глазами) и проявлениями крайне эмоционального характера.

    Первый раз я увидел его, когда случился пожар на ЗКП Северного флота, у нас как раз закончился развод на вахту и я, отправив смену на борт принимать дежурство, курил, греясь на солнышке и любуясь на суету вокруг сарайчика, которым был замаскирован вход в скалу.  А суета, в которой ты не принимаешь участия завораживает похлеще текущей воды, доложу  я вам.  Со стороны дивизии на всех парах мчалась красная «копейка» возмутительно гражданской наружности. «Фигасе, подумал я, что за гусь такой дерзкий в закрытую зону на своей машине мчит. Чёрный плащ, не иначе».       Копейка с визгом развернулась возле меня и, присев на все колёса замерла, окатив меня пылью.
— Тащ офицер, — подозвал меня капитан первого ранга из машины, — что там происходит?
— Штольня горит, тащ капитан первого ранга.
— А ты тут такой стоишь и куришь?
— Я дежурный по подводной лодке, а не по Штольне. Смысл мне тут бегать и увеличивать энтропию, — мой корабль вне опасности.
—  Логично и *уй с тобой поспоришь, а по какой лодке ты дежурный?
— Дико извиняюсь, тащ капитан первого ранга, но я Вас первый раз вижу и не знаком с формой допуска, которая у Вас имеется.
— А то, что я на машине в зону приехал?
— А может Вы на КПП расстреляли всех, откуда я знаю?
— Тебя, сука, точно уже пристрелить хочу! Я – ваш новый заместитель командира дивизии!   Упс, наверняка запела бы Бритни Спирс в этот момент, но так как её рядом не оказалось, то я просто ответил:
— Очень приятно познакомиться, тащ капитан первого ранга. Очень.
— Ага. Посмотрим, как тебе приятно будет, когда я возьмусь за ваше болото! Совсем тут!     И уехал, так и оставив меня в недоумении, что же у нас тут совсем.  А потом взялся, да, было дело. Нам, механикам как-то было недосуг вникать в их лаперузские дела, но крики, стоны и брызги крови из люксовских рубок периодически долетали и до нас. При этом, что удивляло в нём, это то, как он подходил к системе наказаний.
— Доложите мне, товарищи офицеры, какое наказание для офицера флота является самым суровым?    Все начинали перечислять сразу же всю глубину своих знаний дисциплинарного устава, а он только морщился. — Самым суровым наказанием для офицера флота должно являться устное замечание начальника! Если начальник, особенно такой высокий, как я, прервал свои мысли о повышении эффективности использования сил и средств флота для того, чтоб сделать вам замечание, то вы должны немедленно бледнеть лицом и сбив дыхание, требовать у помощника выдать вам пистолет с одним патроном, хватаясь за сердце обеими руками! Эх, наберут детей на флот, а молока не завозят! Вот как с вами победишь мировой империализм?
— С подавляющим превосходством! – отвечал ему на это командир.

  Потом к нам в экипаж пришёл служить лейтенантом его сын.

— Старпом! Если узнаю, что хоть один зачёт ему поставили незаслуженно, лишу допуска к самостоятельному управлению лично вас! Никакой кумовщины мне тут! Чтоб и не пахло даже!    Да никто и не собирался, в общем-то, кумовщину разводить, как-то не принято было, но что дойдёт до того, что он сына домой пускать не будет без зачётного листа, мы и не предполагали. — Где зачётный лист? – кричал он сыну через дверь.
— Пааап, ну на корабле оставил!
— Пи*дуй на корабль и без зачётного листа домой не являйся больше! — Таак! – орал он в следующий раз, когда разглядывал зачётный лист в глазок, — ниже опусти! Левее! Чё у тебя руки-то трясутся? Ровно держи! Где зачёты новые?
— Паап, ну некогда сегодня было, учения целый день и отработки!
— Пи*дуй на корабль и без зачётов новых домой не приходи! Позорище!
— Маааам, мааам!
— Не скули под дверью! Не мешай мне котлеты доедать! Кру-гом! На корабль шагооом марш!

     И вот именно этот человек и был тогда старшим на борту. Выход в море был не героический, а обычный, что даже несколько хуже. При героическом что, — совершил очередной подвиг и дело с концом, а тут: « а давайте вот и эту задачу пусть они отработают, раз уж в море вышли! И вот эту вот, — смотрите, какая важная задача! А ещё вот эту, вон ту и, раз уж всё равно им там спать времени не будет, то вон и те две!».  А  старший на борту всё недоволен, как-то всё ему кажется, что мы недостаточно напряжены и не очень глубоко прониклись всей ответственностью момента.

— А не будет ли так любезен старпом и не соберёт ли он мне  командиров боевых частей?  Я испытываю острое желание научить их Родину любить во всех позах, включая противоестественные! Нет, нет, Сан Сеич, вы спите, спите в своём кресле, я сам справлюсь, а трупы старпомы будут относить!

Это, кстати, — риторический вопрос, несмотря на кажущеюся вариативность ответов на него

   Командиры боевых частей и дивизионов вяло стекаются в центральный пост со стопками документации, которую сейчас будут проверять потому, что она явно ведётся с грубыми нарушениями всего, что только можно нарушить. — Все? – интересуется старший.
— Штурман! – кричит старпом по направлению штурманской рубки, так как штурман находится прямо здесь, то он, само-собой, последний.  Штурман выходит, цепляется за непонятно что и его штаны с радостным треском рвутся прямо над буквами «Эр» и «Бэ». Штурман пытается укрыться за планшетом БИП.
— Все, тащ капитан первого ранга!
— А что это такое? – тащ капитан первого ранга с любопытством откидывается влево и любуется на штурманскую дыру, — Штурман!  У вас дыра на штанах!
— Тащ капитан первого ранга, да я только что же вот зацепился!
— А зачем вы мне это сейчас рассказываете, как будто мне интересно когда и где вы зацепились?  Вид вашего нижнего белья я ещё смогу выдержать, но боюсь, что у вас там от возбуждения выскочит что-нибудь, а нервы у меня ни в пи*ду. Опять же, штурман, ну старшие офицеры здесь собрались, в конце-концов!  Ступайте немедленно и зашейте! Мы подождём, да товарищи офицеры?
— Нееет! Нет, *лядь! Пошёл он на *уй этот штурман, пусть хоть без трусов стоит! Мы спать хотим, а не ждать пока он дыру штопать будет!  — заорали в ответ товарищи офицеры, но так, как орали они молча глазами, то старший сделал вид, что не услышал.
— Видите? Все согласны. Ступайте.

    Штурман зашёл в штурманскую и вышел из неё через две минуты. Дыры не было, а место где она только что была, блестело свежим скотчем.

— Штурман, этттто что такое? – прям вскочил от возмущения заместитель командира дивизии и тычет пальцем в штурманские ноги.
— Ноги мои.
— Я вижу, что не столпы общества! Вы что, дыру скотчем заклеили?
— Так точно! Быстро, надёжно, гигиенично!
— Хуично! Штурман, да как не стыдно! Вы же офицер флота! Белая, *лядь, кость! И дыру на штанах скотчем заклеиваете! Не, ну вы посмотрите на  него!     Все тут же посмотрели на штурмана. Никто не понял, что такого предосудительного в заклеивании дыры скотчем.
— А что такого –то? – озвучил за всех штурман.
— Что такого? И вы ещё спрашиваете что такого! Я немедленно покину корабль, чтоб не позорить свою славную карьеру нахождением на одном борту с таким типом, как вы!
— Мы под водой, тащ капитан первого ранга – пробурчал командир, — немедленно никак не сможете, только если через час, когда на сеанс связи всплывём!
— Я не смогу? Саша! Ты плохо меня знаешь ещё!  Штурман! Пять минут и убрать этот позор с моих глаз! Дыру – заштопать, как нормальному моряку!    Спорить со старшими на борту, в теории, можно, но дело это абсолютно бесперспективное, как и в нашем примере с женой, поэтому штурман молча удаляется и возвращается обратно через четыре с половиной минуты. Скотча нет, дыры – тоже.
— Вот! Видите, штурман!  Можете же, когда захотите! Начнём проверку документации!

   Ну что-то там сидит, листает, бурчит себе под нос, потом не выдерживает:
— Старпом! Ну что у вас тут во всех журналом все даты штрихом позамазаны?
— Ну чтоб журналы новые не заводить каждый год. Темы не меняются, время не удлиняется, задачи те же, люди те же…
— Не, ну что, вот когда замазывают, то я, как будто, не должен этого заметить?
— Раньше вообще бумажками заклеивали, все как будто и не замечали.
— Да, а вот это что? – и старший машет перед старпомовским лицом журналом боевой подготовки минёра, — некоторые хоть стараются, аккуратненько, а тут же кистью прямо палубной всё замазано!
— А, так это минёрский же документ.
—  Минёр!
 
      Минёр занят, — прикусив язык, он рисует в своём блокноте голую бабу и уже, наверняка, мысленно пакует чемоданы, чтоб улететь с нею в Адлер на недельку.
— Я!
— Что я?
— Виноват!
— В чём?
— В этом!
— Вопросов больше не имею! Старпом строже надо с этим атавизмом , строже! Тогда от него и пользы больше будет!
— От него и так польза. Он в семнадцатом приборку делает, на швартовках, на погрузках, — старпом загибает пальцы, считая полезность минёра.
— Достаточно! Я имею острое желание заставить вас переделать всю документацию! Но! Мой печальный опыт подсказывает, что делать вы этого всё равно не будете, сначала будете тянуть кота за яйца до последнего, а потом, в лучшем случае, замажете этот корректор другим корректором и скажите, что всё переделали! Так?
— Никак нет! – делает честные глаза старпом.
— Не надо пытаться ввести меня в заблуждение, старпом! Я тоже не ботфортом консоме хлебаю!  И моя без пяти минут адмиральская гордость не выдержит такого над собой надругательства! И мне вас заранее жалко, — я ведь стану мстить, а ребята-то вы хорошие, особенно когда спите зубами к переборке!
 
      Гудят сервомоторчики, жужжат лампы и потрескивают конденсаторы в микросхемах, — это всё слышно потому, что в центральном тишина и никто не орёт. Заместитель командира дивизии подпёр голову и думает.
— Саша! – пихает он локтем командира, — что скажешь, Саша?
— Котлетку бы сейчас по-киевски, да с пюрешечкой.
— А, ну его!  Пошли за котлетками!    Они выходят из центрального, но старший напоследок, засовывает голову в переборочный люк и кричит:
— Я крайне недоволен вами, товарищи офицеры! Крайне!    Кремальера щёлкает и все расслабляются.
— Слышь, штурман, — спрашивает старпом, — а как ты штаны так быстро заштопал?
— А никак. Я скотч отлепил и изнутри его приклеил, — и дыры нет и скотча не видно.
— А остальные три минуты что делал?
— Держал паузу, Сей Саныч, для получения достоверного эффекта заштопывания штанов!
— Хитёр, медуза. А где мы сейчас находимся? И старпом разворачивает свой планшет с заданием.
— Предположительно, в Баренцевом море!     В штурмана летит дырокол, но штурман хитрый, ловкий и быстрый, — дырокол ударяется в дверь штурманской, падает на пол и рассыпается на части от обиды за такое к себе отношение. Штурман докладывает координаты места по громкоговорящей связи, старпом орёт в ответ, что тот ему должен дырокол теперь и, заодно, орёт на меня, чтоб я перестал трещать уже этим скотчем и обматывать им дифферентовочный журнал потому, что у него сейчас уже взорвётся мозг, а это плохо, так как мозга у него много и мы замучаемся потом всё отмывать в центральном и видим ли мы, какой он заботливый и всегда о нём беспокоится.
— Сей Саныч, — говорит ему Антоныч, — Борисыч там проверял, котлет мало, думаю тянуть время нет смысла.
— Ладно, — машет рукой старпом, — боевая подготовка никуда не денется, а котлеты – вполне себе. Объявляй обед первой смене!     И опять наступает то, что мы называем тишиной: жужжат сервомоторы, гудят лампы, шуршит электрический ток и гудит вода, толщу которой мы пронизываем прямо сейчас грациозной тушей нашего Исполина на скорости в десять узлов.  Скотч надёжно держит всё,  на что его намотали и что им привязали, корректор аккуратно скрывает всё, что должен скрыть и позволяет даже написать на себе сверху то, что должно быть написано.

Источник: http://legal-alien.ru

http://wpristav.com/publ/voennyj_jumor/dyra_v_shturmanskikh_shtanakh/5-1-0-1021